Архитектура советского авангарда стала объектом междисциплинарного исследовательского подхода. Как сами архитекторы, так и философы, историки архитектуры, искусствоведы и культурологи энергично разрабатывают эту проблематику со второй половины XX в. Крупнейшим российским исследователем советского авангарда был С.О. Хан-Магомедов. Его двухтомная монография [1] охватывает весь период существования этого архитектурного направления. Особенностям развития московской архитектуры в 1910–1935 гг. посвящена работа А.И. Комеча, А.Ю. Броновицкой, Н.Н. Броновицкой [2, с. 255–260]. Широкий круг архитектурно-градостроительных проблем первой трети XX столетия рассмотрен в монографии А.В. Иконникова [3]. Т.А. Молокова и В.П. Фролов при изучении советского авангарда использовали метод описания и анализа архитектурных памятников этого периода [4].
Советский авангард стал тем этапом в отечественной архитектуре, который привлек наибольший интерес со стороны зарубежных исследователей. Из множества работ следует выделить книги Ричарда Пэра, Жана-Луи Коэна, Филлис Ламберт [5] и Дж. Мейерхофера [6]. Поскольку отечественный авангард развивался в тесном взаимодействии со своими зарубежными аналогами (функционализм, баухаус), то понятен интерес к взаимовлиянию этих направлений [7].
В то же время соотношение гуманизма и техницизма, социокультурных и организационно технических аспектов формирования и развития архитектуры отечественного авангарда остается недостаточно изученным.
Изменения условий социального бытия к началу XX столетия требовали адекватного отражения в развитии архитектуры и градостроительства. Драматический социальный эксперимент, осуществляемый в России с 1917 г., породил и менее масштабные эксперименты в различных областях жизни общества, в том числе в архитектуре и градостроительстве. Так, важным компонентом культурной революции считалось коренное преобразование архитектурно-строительной деятельности. В основе преобразований, несомненно, лежали утопические представления. Н.А. Бердяев писал: «…утопии оказались гораздо более осуществимыми, чем казалось раньше. И теперь
стоит другой мучительный вопрос: как избежать их окончательного осуществления» [8, c. 473].
Дом культуры имени Зуева
В некоторых случаях утопические концепции стимулировали возникновение ярких культурных феноменов, ценностей, сохраняющих обаяние и привлекательность в длительной исторической перспективе. Трагизм ситуации заключался в том, что создание новых ценностей осуществлялось за счет уничтожения достижений предшествующих поколений.
Наглядным примером такого «замещения» стало создание конструктивистского шедевра братьев Весниных – Дворца культуры Пролетарского района Москвы (более известного как ДК ЗИЛ). В процессе подготовки и осуществления строительства этого выдающегося памятника эпохи архитектурного авангарда был сначала уничтожен некрополь Симонова Успенского мужского монастыря с захоронениями известных персонажей русской истории, представителей знаменитых боярских и княжеских династий, а также старинных дворянских фамилий: Бутурлиных, Головиных, Загряжских, Муравьевых, Нарышкиных, Олениных, Соймоновых, Шаховских и др.
ДК ЗИЛ
Здесь покоился автор «Аленького цветочка» С.Т. Аксаков и его сын, глава русских славянофилов – К.С. Аксаков. У стен монастыря были похоронены композитор А.А. Алябьев, коллекционер А.П. Бахрушин, поэт Д.В. Веневитинов. Официально были перезахоронены на Новодевичьем кладбище лишь останки Аксаковых и Веневитинова, а остальная часть некрополя была целенаправленно уничтожена. В монастырском соборе в 1616 г. был похоронен человек, которого Иван Грозный почтительно именовал титулом «Государь великий князь всея Руси». Внук правителя Большой Орды, касимовский хан Симеон Бекбулатович в 1575–1576 гг. формально считался первым лицом в Московском государстве.
Здесь же покоились сын Дмитрия Донского – Константин и князья Мстиславские. Сама обитель, основанная племянником Сергия Радонежского – преподобным Федором, была любимым детищем духовного собирателя Руси и одного из создателей русской духовной культуры – игумена Сергия Радонежского. В ней воспитывались и обучались патриарх Иосиф, преподобный Кирилл Белозерский, архиепископ Ростовский Иоанн, видные нестяжатели Вассиан (князь Патрикеев) и Максим Грек.
Архитектурный ансамбль монастыря складывался на протяжении веков и включал в себя стены и башни, возведенные самым известным русским зодчим XVI в. «государевым мастером» Приказа каменных дел Федором Конем. Позже здесь возвели храмы и колокольни Парфен Петров, Осип Старцев и К.А. Тон. Большая часть этих сооружений была уничтожена в процессе строительства Дворца культуры.
Карл Поппер [9, c. 211] и Борис Гройс независимо друг от друга отождествляют философию утопии с политической философией власти. В эпоху постмодернизма этическая неприемлемость утопии стала аксиомой. Политический режим, созданный Сталиным, Гройс определяет как закономерный итог реализации политико-эстетической концепции российского авангарда. Заявленная в этой утопии воля к власти воплотилась во вполне реальном и функционирующем механизме [10, c. 98].
К началу прошлого столетия основными факторами развития архитектуры и градостроительства стали:
Важным фактором, определившим диапазон творческих поисков архитекторов эпохи авангарда, стало откровенное неприятие предыдущего опыта и традиций. Именно нигилистический подход к прошлому зачастую лежал в основе архитектурных экспериментов. Как Ф. Маринетти в своем «Учредительном манифесте футуризма» [11, p. 21–23], так и лидер конструктивистов Моисей Гинзбург решительно осуждают традиционные подходы в архитектуре. Высказывания Гинзбурга об исходных принципах конструктивизма:
«Нас не связывает прошлое. Мы знаем, что современный город смертельно болен, но не желаем его лечить. Наоборот, мы хотим его разрушить и заменить новыми социалистическими формами расселения людей, лишенными внутренних противоречий, как пережитков капитализма» [12, c. 172]
перекликаются с подходом Ле Корбюзье к реконструкции Москвы:
«Нужно разрушить все существующие жилые здания… в корне уничтожить ее радиально-концентрический облик, сохранить помимо Кремля лишь Мавзолей, Большой театр и особняки стиля ампир» [13, c. 94].
Лучезарный город Ле Корбюзье
Представление о том, что стиль должен символизировать эпоху, прочно укоренилось в философии авангарда. Ницшеанские постулаты культуры наиболее отчетливо проявлялись в силуэтах индустриальных зданий и сооружений. Индустриальный гуманизм находил свое выражение именно в архитектурных символах. Неудивительно, что в эпоху форсированной индустриализации считалось необходимым даже жилые и общественные здания уподоблять промышленной застройке посредством конструктивных, цветовых решений и применяемых материалов.
Уникальное сочетание социально-экономических, идейно-политических, организационнотехнических и технологических условий способствовало формированию феномена советского архитектурного авангарда. После революции принципиальной основой архитектурной деятельности стали декреты ВЦИК и Совнаркома «О социализации земли» и «Об отмене права частной собственности на недвижимость в городах». Экспроприация (муниципализация) домов повлекла за собой массовый «жилищный передел», во многом определивший характер и особенности дальнейшего развития отечественной архитектуры. Абсолютное господство государственного сектора в экономике обусловило определение им приоритетов в архитектурно-строительной деятельности. Немаловажным экономическим фактором была хозяйственная слабость советской России. Парадоксальным образом она одновременно затрудняла реализацию новых проектов, но в то же время позволяла мастерам авангарда не ограничивать свою архитектурную фантазию возможностями практического воплощения.
В идейно-политическом отношении провозглашенные новой властью цели и задачи: обеспечение социальной справедливости, «культурная революция», «раскрепощение женщин», организация новых форм труда, быта, семейной жизни и досуга – ставили перед архитекторами масштабные задачи. Главная цель – создание для нового общества достойной пространственной среды. Перспектива мировой революции побуждала власть к поддержанию творческого взаимодействия между отечественным архитектурным авангардом и его идейными единомышленниками за рубежом. В целом, несмотря на остроту творческих дискуссий 1920-х гг., плюрализм мнений и подходов совершенно очевиден.
К XX столетию в архитектурно-строительную практику входит применение стального проката, большеразмерного стекла, железобетона, а затем и новых светопрозрачных материалов, полимеров и сплавов. Внедряются новые виды подъемных механизмов и инженерных систем, совершенствуются строительные технологии. Имеющийся опыт применения этих новинок в России, безусловно, влиял на творческий поиск мастеров авангарда. Командировки отечественных гражданских инженеров и архитекторов за рубеж для ознакомления с организацией строительного дела и современной техникой были не таким уж редким явлением. Совершенно новые возможности для архитекторов открывало начатое государством планомерное развитие сети населенных мест в масштабах всей страны. Раньше вопросы организации расселения не относились
напрямую к традиционной архитектурной деятельности. Результатом теоретических дискуссий стали, например, проект планировки «Новая Москва» (А.В. Щусев), концепции «соцгорода» (братья Веснины), «нового расселения» (М.А. Охитович) и др.
Публикации. Селим Хан-Магомедов. Архитектура советского авангарда. Кн. 2
А. и Л. Веснины. Проект жилкомбината на 3200 человек для Сталинградского промышленного района. 1930. Аксонометрия 1 — жилые корпуса для взрослых; 2 — корпус коллективного обслуживания (столовая, библиотека, читальня, комнаты для кружковых занятий, зимний сад и др.); 3 — спортивный корпус (зал, бассейн); 4 — корпуса для детей ясельного возраста; 5 — корпуса для детей дошкольного возраста; 6 — спортивная площадка; 7 — оранжерея)
В эстетическом отношении братья Веснины и М.Я. Гинзбург решительно отстаивают идею «чистой конструкции» без «балласта изобразительности», а лидеры рационалистов призывают к определению объективных закономерностей восприятия архитектурной формы. В.Ф. Кринский и А.М. Рухлядев считают необходимым для архитектора с научной обоснованностью выражать в художественной стороне зодчества как эмоциональные, так и рациональные элементы.
Авангард как направление в отечественной культуре уже в первой половине 1930-х гг. утрачивает свою привлекательность в глазах власти. Стремительно обесцениваются и подвергаются жесткой критике практически все его аспекты. Борьба с «идеологически вредным формализмом» и функционализмом сходит на нет в эпоху «индустриального домостроения» Н.С. Хрущева. Появляется преклонение перед архитектурой советского модернизма. Она не только противопоставлялась «архитектурным излишествам» недавнего прошлого, но и основывалась на конструктивных и эстетических принципах авангарда.
Таким образом, несмотря на провозглашаемый основоположниками авангарда разрыв культурной преемственности, созданные ими стилистические направления оказались органически связаны как с предшествующими, так и с последующими этапами в истории архитектуры.
Ссылки:
1. Хан-Магомедов С.О. Архитектура советского авангарда : в 2 кн. Кн. 1. Проблемы формообразования. Мастера и
течения. М., 1996. 709 с. ; Кн. 2. Социальные проблемы. М., 2001. 712 с.
2. Комеч А.И., Броновицкая А.Ю., Броновицкая Н.Н. Памятники архитектуры Москвы. Архитектура Москвы 1910–1935 гг.
М., 2012. 356 с.
3. Иконников А.В. Утопическое мышление и архитектура. М., 2004. 400 с.
4. Молокова Т.А., Фролов В.П. Памятники культуры Москвы: из прошлого в будущее. Изд. 2-е, испр. и доп. М., 2010. 168 с.
5. Пэр Р., Коэн Ж.-Л., Ламберт Ф. Потерянный авангард. Русская модернистская архитектура 1922–1932. М., 2007. 348 с.
6. Maerhofer J.W. Rethinking the Vanguard: Aesthetic and Political Positions in the Modernist Debate, 1917–1962. Newcastle
upon Tyne, 2009. 230 p.
7. Васильева Е.В. Идеальное и утилитарное в системе интернационального стиля: предмет и объект в концепции дизайна XX в. // Международный журнал исследований культуры. 2016. № 4 (25). С. 72–80 ; Коэн Ж.-Л. Ле Корбюзье и
мистика СССР. Теории и проекты для Москвы. М., 2012. 316 с. ; Миронов А.В. Философия архитектуры: творчество
Ле Корбюзье. М., 2012. 292 с.
8. Бердяев Н.А. Новое средневековье // Бердяев Н. Философия творчества, культуры и искусства : в 2 т. Т. 1. М., 1994.
1052 с.
9. Поппер К. Открытое общество и его враги : в 2 т. Т. 1. Чары Платона. М., 1992. 446 с.
10. Гройс Б. Gesamtkunstwerk Сталин. М., 2013. 168 с.
11. Marinetti F.T. The Founding and Manifesto of Futurism 1909 // Futurist Manifestos / ed. by U. Apollonio. L., 1973. 189 р.
12. Вуек Я. Мифы и утопии архитектуры XX в. М., 1990. 286 с.
13. Горный С.М. Социалистическая реконструкция Москвы. М., 1931. 200 с. (Планировка городов).
Информативность, прекрасный русский язык и авторский взгляд лекций Константина Николаевича обогащают и служат мотивом для дальнейшего исследования истории нашего города. Большое спасибо!
Позвольте сделать дополнение: в МАРХИ, году так в 82, Кубасов читал лекцию об архитектурных решениях в США (где прожил десяток лет), о многоуровневых двориках в условия высокоплотной застройки (из-за дороговизны земли). Надо понимать, что затенённые пространства благо там, где избыток солнца, поэтому и небоскрёбы и такие дворики — это хорошее решение для данного климата. Хаммеровский центр в Москве с холом окружённом многоуровневыми галереями и лифтами перемещающими людей по этим уровням это по сути отголосок тех многоуровневых дворов между высокими домами. Нам, начинающим тогда, архитекторам, это было интересно вовсе не потому что мы отстали от американцев, а потому что всегда есть на другом краю земли решения подходящие для их ситуации, с применением их материалов, которые актуальны там потому там их добывают и обрабатывают соответственно местным ресурсным особенностям — традициям, возможностям. В этом и заключается смысл понятия «авангард» (в архитектуре и где либо ещё). По поводу отрицания классики: Кубасов рассказывал что американцы с восторгом воспринимают Сталинский ампир, называя это серебряным веком архитектуры, видя в этом отголоски духа римской классики. Вообще архитекторы когда куда-либо приезжают видят то чего у них нет. Везде солнце светит по разному и по разному глаз воспринимает цвет, пространство и форму. Но дело даже не в этом, климат — вот что главное. Когда пошел учебный проект многоквартирного дома, думалось о том, как неуютно человеку в кварталах огромных домов ходить между ними — маленькому и беззащитном в продуваемых всеми ветрами пространствах. В огромных дворах всегда ветер, и тащить ребёнка в поликлинику или в детский сад, или брести с ним за покупками очень неуютно. В этом смысле идея солнечного города Ле Корбюзье (являясь неявными очень ограниченным откликом философской идеи «Город солнца» Томмазо Кампанеллы) не очень ложиться на наши просторы, но поскольку философская концепция Кампанеллы сильна, практичность и применимость в виде архитектурного воплощения Ле Корбюзье казалась применимой вполне. Хотя гораздо большего внимания следовало бы уделить его идее «Город внутри» — улица внутри дома, связывающая между собой пространства разнообразного назначения — от детского сада, до поликлиники, магазинчиков,спортивных площадок, библиотек, учебных классов, озеленённых пространств — все необходимые функции и жителей, а также жителей между собой. Причём такая структура по задачам вряд ли прямолинейна, её можно было бы «сажать» на любой рельеф размещая согласно природным изгибам — т.е. прямые кварталы можно было отменить. Кривизна улочек центра любого старого городка уютна потому что складываясь естественным образом, учитывала розу ветров, рельеф, солнце, а также естественные границы зелёных массивов и водоёмов. Сегодня надменно рассказывают, что дескать советские градостроительные нормы были примитивны потому что оперировали прямыми кварталами. Причина была — строить надо было очень быстро и много, общественный транспорт должен был везде и всюду поспевать, всех и всюду возить, вот и мыслили дорогами да кварталами. В советских градостроительных руководствах и нормах было продумано очень много, в том числе сейсмичность и роза ветров, но быстрое индустриальное строительство не давало времени продумать конкретные наиболее подходящие решения организации пространств. Кроме того дже в период прогресса невозможно полностью запланировать прогресс. Например никто не учёл темпов роста населения в Москве, потому что Москва не была мегаполисов, такого понятия просто не существовало. Нам может быть полезен Европейский опыт плотной урбанистики в этом смысле, но в смысле функционального разнообразия нам скорее нужен более широкий горизонт Евразии. С нашими часовыми поясами нас не надо учить разнообразию, мы просто не успели с этим как следует повозиться, хотя местные архитекторы были хорошие, очень много нового строилось — это совсем другой подход, не то что доводить до ума долго формировавшиеся города. Скажем, Бельгиский архитектор может позволить себе трудиться над одним проектом небольшого жилого 2 года, а у нас проект детского садика на пол тыщи детских душ за пол года делается. У кого больше рабочего времени? И после этого нам говорят о низкой производительности труда? Издержки у нс большие из-за климата, износ, в том числе и человеческих организмов. Об этом надо думать. Надо это учитывать, заботясь о комфорте. Глядишь и демографию поправим, плотность населения — это множество деятельных людей.
Интересно и познавательно. Искренняя благодарность.
