Автором исследуется эволюция социокультурных, организационно-технических, социально-экономических, идейно-теоретических процессов в европейской и отечественной архитектуре рубежа XIX–XX веков.
Эта проблема приобрела актуальность в современных условиях в контексте идейно-теоретических дискуссий, связанных с теорией и практикой постмодернизма. Целью исследования является выявление в социокультурной динамике тех процессов, которые к началу 1920-х годов стали предпосылками формирования теоретических принципов и практических методов советского архитектурного авангарда. Основу исследования образует системный подход, объединяющий методы анализа и синтеза в рассмотрении основных характеристик и параметров архитектурно-градостроительной деятельности в изучаемый период. Логическая взаимосвязь разнообразных факторов, детерминировавших кристаллизацию принципов отечественного конструктивизма (ОСА) и рационализма (АСНОВА), к сожалению, не получила должного рассмотрения ни в контексте истории архитектуры, ни в рамках социофилософского дискурса. Условия разработки и реализации новых архитектурно-градостроительных подходов и принципов исследуются на основе текстов, опубликованных философами, социологами и практикующими архитекторами, вовлечёнными в происходящий процесс смены эстетических, социальных и технологических приоритетов. Результатом исследования стало обобщение разнородных факторов, обусловивших сущностные черты и принципы советского авангарда с учётом их разнонаправленности, а иногда и взаимоисключающего содержания. Подчёркнуто принципиально важное обстоятельство: несмотря на пафосно прокламируемую представителями авангарда необходимость разрыва культурной преемственности, отказ от традиции, сам по себе феномен архитектурного авангарда стал закономерным результатом предшествующей ему социокультурной эволюции.
Дом на набережной. Архитектор Борис Иофан
В статье определены основные социокультурные факторы, существенно повлиявшие не только на процесс развития советского авангарда 1920–1930-х годов, но и на дальнейшую эволюцию мировой и отечественной архитектуры.
Задачей архитектуры является формирование материально-пространственного окружения человека, образующего основу его жизнедеятельности, всей совокупности отношений с социумом и природой. Поэтому проблемы архитектуры гуманистичны по своей сути. Формируя среду своего обитания, человек проектирует свою будущую жизнь на перспективу. Решение архитектурных задач детерминировано той информацией, которая заключена в окружающих формах, их художественной ценности, гармоничности и выразительности. Рационально познаваемое, объективное и рассчитываемое в формировании архитектурной среды сочетается с иррациональным, необъективным, ценностным. Целеполагание обусловлено противоречивой сложностью отношений между людьми и человеческого бытия как такового. Целеполагание, безусловно, включает в себя существенную долю риска, связанного с выбором между эмпирически не проверенными и не приведёнными в систему альтернативами.
Уровень неопределённости пропорционален динамике социального развития. Темпы развития, связанного с социальными кризисами и революциями, беспрецедентно выросли в XX столетии. Если в исторические эпохи, отмеченные стабильностью и социальным благополучием, развитие архитектуры могло базироваться на давно сложившихся обычаях и профессиональной традиции, то в периоды кризисной неустойчивости неизбежен разрыв между миром существующим и миром желаемым,
между сущим и должным. В подобных ситуациях идеал выводится из системы ценностей, альтернативно существующей.
Архитектура советского авангарда 1920–1930-х годов стала объектом глубокого всестороннего изучения в контексте междисциплинарного подхода. Историки архитектуры,
философы, как впрочем и практикующие архитекторы, начиная со второй половины XX века, посвящают этой проблеме многочисленные работы. Различными аспектами истории советского архитектурного авангарда плодотворно занимался С. О. Хан-Магомедов. Процессы развития отечественной архитектуры 1920–1930-х годов анализируются в монографии А. В. Иконникова «Утопическое мышление и архитектура». Этот же автор подверг критическому анализу реально осуществлённые проекты, созданные ведущими мастерами советского авангарда.
Константин Мельников. Павильон «Махорка». 1923 год
Тенденции развития столичной архитектуры 1910–1935-х годов рассматриваются в работе А. И. Комеча, А. Ю. Броновицкой, Н. Н. Броновицкой. Начальный этап развития советской архитектуры в его наиболее значимых памятниках стал объектом исследования Т. А. Молоковой и В. П. Фролова. Послереволюционный авангард заинтересовал
также зарубежных авторов. Анализу основных тенденций развития архитектуры советского авангарда и выдающимся памятникам этой эпохи посвящены серьёзные исследования [18; 26; 28].
Советскому авангарду в целом, особенно творчеству Корбюзье, посвящены работы Ж.-Л. Коэна [13; 23]. Социально-философские аспекты творчества основоположника функционализма анализируются в работах А. В. Миронова [14] и Е. Васильевой [5]. Однако практически вне поля зрения исследования остаются социокультурные предпосылки, обусловившие формирование и развитие такого многогранного феномена, как советский архитектурный авангард.
Фабрика-кухня
Нарастающая динамика социокультурных изменений уже к началу XX столетия находила адекватное отражение в развитии архитектуры и градостроения. Поскольку и
религиозные, и идейно-политические концепции в наибольшей степени воздействуют на сознание и поведение людей посредством своей образной природы, то вполне объяснимо внимание к архитектурно-градостроительным проблемам даже со стороны далёких от них персонажей конца XIX – начала XX века.
Мыслители-теоретики и политики-практики, литераторы и художники, монаршие особы и простолюдины оказались вовлечены в процесс обсуждения и попыток разрешения
широкого круга архитектурных проблем. Это обусловлено характерным для архитектуры свойством соединять рациональное освоение мира с художественно-символическим.
Особенно привлекательными для наглядного воплощения архитектурных метафор становились целостные в эстетическом и структурном отношении пространственные объекты – дом, фабрика или город как таковой.
В рассматриваемую эпоху уверенность в преобразующей силе разума, основанная на достижениях науки и техники, стимулировала подготовку и осуществление грандиозных
социальных экспериментов, таких, например, как социалистическое переустройство России. Параллельно стали осуществляться и локальные эксперименты в отдельных
сферах социального бытия, в том числе – в архитектуре и градостроительстве. Как глобальные, так и локальные преобразования проводились под несомненным влиянием
утопических представлений, но, как отмечал Н. А. Бердяев, «…утопии оказались более осуществимыми, чем казалось раньше…
Дом -коммуна на Шаболовке
И теперь стоит другой мучительный вопрос – как избежать их окончательного осуществления» [3, c. 473]. Опасения философа понятны, ведь социальные потрясения вели к
гибели и ломке судеб миллионов людей. Но парадоксальным образом импульсы, исходящие от утопических в своей основе концепций, обусловили появление неожиданно ярких культурных феноменов, создание новых ценностей, зачастую за счёт разрушения ценностей, уже существующих.
Философы от Карла Поппера [17, c. 211] и до Бориса Гройса рассматривают философию утопии как политическую философию власти. Сомневаться в этической приемлемости утопической мысли в эпоху постмодернизма стало не просто традицией. Гройс квалифицировал политический режим Сталина как результат осуществления политико-эстетического проекта российского авангарда, той воли к власти, которая заявлена в его утопии [9, c. 98].
Идеальные представления об устройстве социума отражаются художественными образами или формируют конкретные способы создания материальных структур, необходимых для обеспечения человеческой жизнедеятельности. К таковым относятся инженерное конструирование, дизайн, градостроительство и архитектура. Утопические
концепции в архитектуре принято подразделять на две группы. Для первой характерна проекция идеалов социальной утопии на модели пространственной организации среды.
Вторая связана с отражением принципов утопического сознания и его идеологии в способе формирования произведения архитектуры. Эта группа концепций относится и к содержанию проектного замысла, и к способам его реализации.
Условия развития архитектуры и градостроительства в начале XX века определялись следующими особенностями:
Предшествующий авангарду период дал целый ряд очень важных идейно-теоретических концепций, касающихся социально-экономических и эстетических функций архитектуры. Так, в работах французских утопических социалистов идеи общесоциального порядка увязывались с новыми подходами к пространственной организации общества. Этьен Кабе в своей книге «Путешествие в Икарию» даёт описание страны с населением в 50 млн жителей с идеально распланированными городами. Городская структура, расчленённая на стандартные кварталы, должна застраиваться стандартными зданиями из определённого набора элементов индустриального изготовления. Стандартные квартиры – это ячейки, обставленные единообразной мебелью. В целях предотвращения тотального обезличивания среды Кабе предлагал выполнять фасады домов в каждом из шестидесяти районов города в стиле, символизирующем культуру одного из народов мира. В этом подходе просматривается очевидная параллель с представлениями об архитектуре, высказанными Н. В. Гоголем [7].
Таким образом, Этьен Кабе предложил образ городской среды, предвосхитивший и во многом предопределивший градостроительные мечты Ле Корбюзье и
М. Я. Гинзбурга, вынашиваемые в эпоху расцвета архитектурного авангарда. По сравнению с описанными Кабе принципами технологизма, хрущёвская архитектура «эпохи индустриального домостроения» представляется образцом эстетичности и гуманности.
Важной технической предпосылкой для формирования архитектурного авангарда стали изменения, укоренившиеся в различных сферах жизни благодаря промышленной
революции. Своеобразной «витриной» таких достижений стали всемирные выставки. Новейшие разработки в области строительной техники и технологии воплощались в выставочных зданиях и сооружениях. Уже первая всемирная выставка 1851 года дала архитектурный символ будущего в виде здания «Хрустального дворца». Оболочкой здания
площадью 72 тыс. м2 стали конструкции из металла, стекла и дерева, которые монтировались из стандартных элементов заводского изготовления. О силе впечатления, произведённого громадным и в то же время лёгким зданием из тонких чугунных стоек и прозрачных панелей, свидетельствует образ светлого будущего, данный Н. Г. Чернышевским в романе «Что делать?».
Ставший хрестоматийным «четвёртый сон Веры Павловны» даёт эмоциональное описание архитектуры социалистического завтра:
«Ты хочешь видеть, как будут жить люди? …громадное здание …теперь нет ни одного такого!.. Какой оно архитектуры? Теперь нет такой; нет, уж есть один намёк на неё – дворец, который стоит на Сайденгамском холме: чугун и стекло – только… это лишь оболочка здания, а там, внутри, уж настоящий дом, он покрыт этим чугунно-хрустальным зданием, как футляром; оно образует вокруг него широкие галереи по всем этажам. Какая лёгкая архитектура этого внутреннего дома, какие маленькие простенки между окнами, а окна огромные, широкие, во всю вышину этажей! Его каменные стены – будто ряд пилястр, составляющих раму для окон, которые выходят на галерею… Везде алюминий и алюминий»
.
Новая техника воспринимается главной движущей силой истории и средством осуществления общественного идеала. Ещё одним важным фактором, стимулировавшим
творческий поиск конструктивистов и рационалистов, стал нигилистический подход к прежнему, накопленному поколениями, опыту. М. А. Бакунин в статье, основанной на
постулатах диалектики Гегеля, утверждал:
«Дайте же нам довериться вечному духу, который только потому разрушает и уничтожает, что он есть неисчерпаемый и вечно создающий источник всякой жизни. Страсть к разрушению есть вместе с тем и творческая страсть!» Чернышевский Н. Г. Что делать? – М.: Феникс, 2002. – С. 283–284. [2, c. 226].
Концепции авангарда были ориентированы на произвольно составленные идеальные модели. Несмотря на их взаимную непримиримость, видимость единства авангарду давало противостояние консервативной официальной культурной политике (академизму, историзму, эклектике и т. п.). Радикальная мысль стала стимулом для экспериментов
в архитектуре. Особую роль в этом отношении сыграл ранний итальянский футуризм.
Ещё в 1909 году Филиппо Томмазо Маринетти опубликовал «Учредительный манифест футуризма» с нападками на традиционализм в культуре и апологией нового индустриального бытия и жизненной динамики, связанной с техникой. Отрицание сущего обрело необычные для художественных концепций
политические подтексты: «…нет красоты вне борьбы. Только произведение, полное агрессивности, может стать шедевром… Почему мы должны смотреть назад, если мы хотим
взломать таинственные двери невозможного. Пространство и время умерли. Мы живём теперь в абсолютном, создав вечную, вездесущую скорость… Пусть же придут поджигатели с обожжёнными пальцами! Идите же, поджигайте полки библиотек!.. крушите безжалостно древние города!» [28, c. 21–23].
В приведённом тексте новыми были как способ соединения деструктивных идей Прудона, Бакунина с рассуждениями Анри Бергсона о всеобщей текучести и динамизме,
так и новый сюжет, ставший типичным для футуризма – мегаполис как символ и коллективное выражение современного общества. Позже аналогичные мотивы присутствуют в высказываниях лидеров конструктивизма и функционализма. Так, М. Я. Гинзбург отмечал:
«Нас не связывает прошлое. Мы знаем, что современный город смертельно болен, но не желаем его лечить. Наоборот, мы хотим его разрушить и заменить новыми социалистическими формами расселения людей, лишёнными внутренних противоречий, как пережитков капитализма» [Цит. по: 6, c. 172].
Аналогичным образом высказывался Ле Корбюзье относительно планов преобразования Москвы:
«Нужно разрушить все существующие жилые здания… в корне уничтожить радиально-концентрический облик, сохранить помимо Кремля лишь Мавзолей, Большой театр и особняки стиля ампир» [Цит. по: 8, c. 94].
Проект реконструкции Москвы, 1932г. Ле Корбюзье: 1 — промышленность; 2 — жилье; 3 — административный центр; 4 — спортивные центры; 5 — главный вокзал; 6 — университетский городок
Предметом бурных дискуссий в 1920-е годы стали градостроительные мечты Эбени зера Говарда, изложенные в книге «Города – сады будущего». Льюис Мамфорд утверждал, что эта книга больше, чем любая другая, повлияла на развитие градостроительства, в первой половине XX столетия [16, c. 131].
Исходным тезисом Говарда являлась идея о прямой зависимости между структурой предметно-пространственной среды, создаваемой обществом, и характером социальных
отношений. Новая среда, безусловно, должна была формировать новое общество [26, c. 131].
Одним из источников в формировании эстетических принципов советского авангарда стали теоретические положения и практические подходы, разработанные бельгийскими архитекторами Хенри ван де Велде и Виктором Орта. Последний целью своей деятельности считал создание такого стиля, который символизировал бы собой новое
гармоническое общество, где искусство будет везде и для всех. Разумеется, отрицание консерватизма и антиисторизм считались аксиомами [24, с. 18]. Полный разрыв преемственных связей с предшествующими стилями и направлениями в архитектуре лежал и в основе советского авангарда. Эволюции эстетизма в направлении геометрической чёткости и упорядоченности композиционных решений способствовали процессы, происходившие в немецкой архитектуре рубежа XIX–XX веков.
Формальной дисциплиной и монументальностью отличалось творчество Петера Беренса, оказавшее заметное влияние на деятельность Корбюзье и российский авангард. Немецкого архитектора и художника привлекала концепция культуры Фридриха Ницше и идея стиля, как символа эпохи. Ницшеанская философия воплотилась в чёткой геометрии промышленных построек. Ученик Дильтея, президент правления фирмы АЭГ, Эмиль Ратенау пригласил Беренса на должность художественного директора фирмы с задачей создания корпоративного стиля, охватывающего не только выпускаемую продукцию и рекламу, но и производственные здания и сооружения.
Выразительность художественной формы, её гармония с физическими свойствами материала и технологией его обработки обеспечили широчайшее распространение прототипов, созданных Беренсом как дизайнером и архитектором. Промышленность воспринималась им как воплощение «аполлонического» начала цивилизации, долженствующего разрешать также и социальные проблемы.
Промышленная архитектура понималась как генотип универсального порядка, предписываемого индустриальным гуманизмом. Фабрика турбин, возведённая Беренсом
в Берлине, композиционно продемонстрировала столкновение двух логик формообразования. Логика искусства потребовала рассечения глухих тонких стенок, образующих углы здания декоративными швами. Создавалась имитация кладки из гигантских блоков. А выполненная из решётчатой металлической конструкции высокая кровля по торцу была обработана штукатуркой «под камень». В результате возникала художественная иллюзия размещения в верхней части здания монолита гигантских размеров. Логика техники, наоборот, требовала отказа от любой бутафории: в облике здания намеренно обнажены функциональные элементы конструкции (пролёты между стойками, металлические шарнирные рамы и т. д.).
Фабрика турбин, возведённая Беренсом в Берлине
Таким образом, сочетание в одном здании иррациональной декорации и обнажённой конструкции стало основой монументальности символа, прославляющего мощь промышленного производства. Развивая принцип универсальной парадигмы промышленного здания, Беренс создаёт как собственно индустриальные постройки, так
и представительные здания, подобные германскому посольству в Санкт-Петербурге на Исаакиевской площади. Колоннада посольства сведена к элементарным геометрическим очертаниям той же схемы, что и фасады промышленных зданий в Берлине.
Беренс сознательно сочетал с техникой монументальное искусство, полагая, что оно «является высшим и важнейшим отражением культуры определённой эпохи, …находящим
своё выражение в местах, глубоко чтимых и священных для народа, являющихся для него источником силы» [4, с. 136]. Таким образом, техномир соединялся с признанными
архетипами монументальной архитектуры. Для советского архитектурного авангарда уподобление жилых и общественных зданий промышленным постройкам стало общепринятой нормой.
Феномен отечественного архитектурного авангарда стал очевидным результатом длительного процесса выработки принципиально новых подходов к осуществлению рхитектурно-градостроительной деятельности. Можно выделить как минимум пять важнейших предпосылок его формирования: технико-технологические, социально-экономические, организационно-технические, эстетические, идейно-политические.
Все направления отечественного авангарда в начале 1930-х годов оказались вне магистрального пути развития отечественной архитектуры. «Дворцовая» эстетика, закреплённая чередой партийно-правительственных постановлений, казалось бы, коренным образом изменила вектор эволюции архитектуры и градостроительства. Однако уже в эпоху хрущёвской «оттепели» обнаруживаются симптомы определённой «ностальгии» по советскому архитектурному авангарду. Они проявились как в попытках создания архитектурной основы для новых социальных экспериментов (проекты жилых комплексов для молодых семей, домов «нового быта» и т. п.), так и в возрождении эстетических и конструктивных принципов (в соответствии с «пятью отправными точками» функционализма). В эпоху хай-тека и постмодернизма архитектурный авангард
1920-х годов, вопреки утверждениям его лидеров и адептов, воспринимается как одно из звеньев в длинной цепи архитектурных стилей и направлений.
Список литературы
1. Архитектура Москвы 1910–1935 гг. / А. И. Комеч [и др.]. М.: Искусство – XXI век, 2012. 356 с.
2. Бакунин М. А. Реакция в Германии // Избранные философские сочинения и письма. М.: Мысль, 1987. 576 с.
3. Бердяев Н. А. Новое средневековье // Николай Бердяев. Философия творчества, культуры и искус- ства: в 2 т. Т. 1. М.: Искусство, 1994. 1052 с.
4. Беренс П. Что такое монументальное искусство // Мастера архитектуры об архитектуре. М.: Искус- ство. 1972. 700 с.
5. Васильева В. Идеальное и утилитарное в системе интернационального стиля: предмет и объект в концепции дизайна XX века // Международный журнал исследований культуры. 2016. № 4. С. 72–80.
6. Вуек Я. Мифы и утопии архитектуры XX века. М.: Стройиздат, 1990. 286 с.
7. Гоголь Н. В. Об архитектуре нынешнего времени // Собрание сочинений: в 8 т. Т. 7. М.: Правда, 1984. С. 64–83.
8. Горный С. М. Планировка городов: социалистическая реконструкция Москвы. М.: Изд-во МОСХ, 1931. 172 с.
9. Гройс Борис. Gesamt-kunstwerk Сталин. М.: AdMarginem, 2013. 168 с.
10. Иконников А. В. Архитектура Москвы. XX век. М.: Моск. рабочий, 1984. 222 с.
11. Иконников А. В. Каменная летопись Москвы. М.: Моск. рабочий, 1978. 352 с.
12. Иконников А. В. Утопическое мышление и архитектура. М.: Архитектура-С, 2004. 400 с.
13. Коэн Жан-Луи. Ле Корбюзье и мистика СССР. Теории и проекты для Москвы. М.: Арт-Волхонка, 2012. 316 с.
14. Миронов А. В. Философия архитектуры: творчество Ле Корбюзье. М.: МАКС Пресс, 2012. 292 с.
15. Молокова Т. А., Фролов В. П. Памятники культуры Москвы: из прошлого в будущее. Изд. 2-е. М.: Изд-во АСВ, 2010.168 с. 16. Мамфорд Л. От бревенчатого дома до небоскреба. М.: Изд-во Академии архитектуры, 1936. 172 с.
17. Поппер К. Открытое общество и его враги: в 2 т. Т. 1. М.: Культурная инициатива, 1994. 976 с.
18. Пэр Ричард, Коэн Жан-Луи, Ламберт Филлис. Потерянный авангард. Русская модернистская архи- тектура 1922–1932. М.: Татлин, 2007. 348 с. 19. Хан-Магомедов С. О. Архитектура советского авангарда: в 2 кн. Кн. 1. Проблемы формообразова- ния. Мастера и течения. М.: Стройиздат, 1996. 709 с.
20. Хан-Магомедов С. О. Архитектура советского авангарда. Кн. 2. Социальные проблемы. М.: Строй- издат, 2001. 712 с.
21. Хан-Магомедов С. О. Конструктивизм – концепция формообразования. М.: Стройиздат, 2003. 576 с.
22. Хан-Магомедов С. О. Творческие течения, концепции и организации советского авангарда. М.: Ар- хитектура, 1997. 415 c.
23. Cohen Jean-Louis. Le Corbusier: la planete comme chantier. Paris: Textuel, 2005. 192 p.
24. Franco Borsi, Paolo Portoghesi. Victor Horta. Brussels: Editions Marc Vocar, 1977. 148 р.
25. Gines Garrido. Moisei Ginzburg. Escritos 1923–1930. Madrid: El Croquis editorial, 2007. 306 p.
26. Howard E. Garden-Cities of Tomorrow. Cambridge: Cambridge Mass., 1965. 177 р.
27. John W. Maerhofer. Rethinking the vanguard: aesthetic and political positions in the modernist debate, 1917–1962. Cambridge: Cambridge ScholarsPub., 2009. 215 p.
28. Marinetti F. T. The Founding and Manifesto of Futurism 1909 // Futurist Manifestos / ed. U. Apollonio.
London: Penguin, 1973. 189 р.
